Саратовская областная психиатрическая больница

Вероятно, 1950-е. Комплекс Саратовской земской психиатрической лечебницы, 1904-1910 гг., арх. В.К. Карпенко. Комплекс состоит из 14 зданий: административное, приемное отделение, корпус № 2; лечебный корпус № 3; лечебный корпус № 4, клуб, продовольственный склад, кухня, лечебный корпус № 5, лечебный корпус № 6, лечебный корпус № 7, лечебный корпус № 8, лечебный корпус № 9, 2 жилых дома.
Источник: 

личный архив

Мы считаем, что этот снимок был сделан между 1950-1960 годами.

 

Комментарии

Самуил Иванович Штейнберг

основатель и главный врач лечебницы.

Ныне  Саратовская областная психиатрическая больница св. Софии 

 

Статья из "Российского психиатрического журнала" №3 за 2003 год

Саратовский "Бехтерев"

 

 

 

 

 

 

В личном деле более чем столетней давности, хранящемся в Саратовском архиве, записано: "Самуил Иванович Штейнберг, директор психиатрической лечебницы", "лютеранского вероисповедания, мещанского сословия, женат на православной". С его именем связана постройка загородной больницы-колонии для "скорбных главою". С приездом в 1883 г. этого врача в Саратов здесь впервые стали относиться к душевнобольным почеловечески.

Страшный "желтый дом"

Самуил Штейнберг родился в 1831(30?) году в Могилеве, образование получил в Киевском университете. До приезда в Саратов работал в Киеве, Могилеве, Петербурге, Москве. Самуил Иванович, будучи главным врачом Преображенской больницы (1872), стал зачинателем практического осуществления принципа нестеснения душевнобольных в России, что позволило Ю.В. Каннабиху назвать его имя первым, которое "должно быть в памяти каждого русского психиатра". Практику связывания Штейнберг осуждал и довел до минимума.

Побывал он и в Европе, где ознакомился с делом оказания психиатрической помощи. "Давно ли роль наших "сумасшедших домов" изменилась к лучшему? - задавал вопрос доктор медицины по возвращении из-за границы в статье в саратовской газете. - При словах "желтый дом" не без основания приходили самые тяжелые мысли о местах заточения безответных страдальцев с "добросердечной" прислугой из отставных солдат, исполняющих с помощью плетки обязанности "кротких" дядек. Лечат больного кровопусканием, холодной водой по каплям на голову или струей из пожарной трубы. Во флорентийском доме для душевнобольных я даже видел несчастного, на которого была надета узда так, что он принужден был держать рот широко открытым: "Чтобы не мог кусаться".

Недалеко ушел от всего этого и "дом умалишенных", который существовал при Александровской, ныне 2-й городской клинической больнице Саратова. Пользовался он в народе незавидной репутацией, наравне с тюрьмой и арестантскими ротами. Считалось, что душевнобольные не поддаются лечению и относятся безучастно к окружающей обстановке. Поэтому в "доме скорби" считались обычными грязь, спертый воздух и скверное питание. Медицинская помощь оказывалась только при инфекционных заболеваниях, когда зараза грозила выплеснуться за пределы больницы. Для беспокойных пациентов применялись смирительные рубашки, холодный душ, приковывание к стене железной цепью. Естественно, что эта больница служила пугалом для населения, и люди крайне редко приводили туда заболевших родственников. Большинство подневольных обитателей попадали в больничные стены по приговору суда.

Несогласный с гласными

Изменить такое положение было необходимо, и Штейнберг это понимал. Он добивался возможности возглавить психиатрическую лечебницу, однако встретил сопротивление со стороны земской управы. Противодействовал начинаниям нового доктора и главный врач Александровской больницы Э.К. Розенталь.

Конфликт продолжился на заседании земства. Бюрократический подход к спорному вопросу вывел Самуила Ивановича из себя. "Я вас не уважаю!" - обратился врач к гласным с поклоном. Крайнее возмущение выражалось в те времена и в такой форме. Земское собрание было вынуждено удовлетворить требования доктора, утвердив его в должности директора психиатрической лечебницы при Александровской больнице. Принимается решение о расширении больницы за счет присоединения богадельни. Но теснота этим не устранялась. Штейнберг настаивал на создании колонии для душевнобольных, вынесенной за город. К тому же он считал, что умелая организация работы трудоспособных пациентов под руководством опытных врачей может значительно сократить стоимость содержания пациентов.

"Городская жизнь не может доставить душевнобольным того спокойствия, которое необходимо для выздоровления, - считал будущий директор загородной колонии. - Иногда несколько часов покойного сна спасает душевнобольного от угрожающего ему неизлечимого безумия. Но со всех сторон больницу окружают шумные улицы, в нескольких шагах помещается биржа ломовых извозчиков. До слуха пациентов долетают их говор, крик, ругательства, кроме того, свистки фабрик, паровозов, пароходов. Бред и галлюцинации несчастного усиливаются при виде из окна прохожих, солдат, жандармов, полицейских. Возможно одно - вывести дом душевнобольных их этого центра за город, где ни больные, ни здоровые не будут мешать друг другу".

Однако вплоть до 1889 г. вопрос о призрении и лечении душевнобольных решен не был. Между тем пациенты в городской лечебнице продолжали страдать от скученности, а крестьяне, вынужденные жить в одной избе с помешанными, держали больных членов семьи зачастую на цепи.

За содержание в больнице надо было платить. Земство помогало, но не каждому крестьянину была по карману и та сумма, которую он должен был выложить, - 25 копеек в день, тем более что душевнобольные содержатся в лечебнице долго. За неимущих платила сельская община, однако потом с родственников больного взыскивались потраченные деньги. Одному пациенту лечебницы община объявила, что его высекут, если он еще раз угодит на больничную койку.

Природа душевной болезни-

Земство, рассматривая предстоящие траты на содержание душевнобольных, сетовало на то, что они напрасны. "Иные общественные "экономисты" плачутся над психиатрическим вопросом, решение которого требует, по их мнению, непосильных затрат со стороны земства, - писал С.И. Штейнберг. - Стоит ли тратиться на "сумасшедших", их надо бы "угощать пилюлями", т.е. попросту - отравлять, как собак. Их следует содержать кое-как в "желтом доме", чтобы оградить общество от вреда, который они могут принести на свободе. Какая была бы сделана страшная ошибка! Чьи же эти вредные и страшные "сумасшедшие", как не наши дети? Ведь громадная часть их приобретает свою болезнь, как навязанное наследство от своих предков. Создать нравственных калек, уродов и потом глумиться над ними, казнить их - справедливо ли это?"

Ту же точку зрения высказывал доктор и в книге "Наследственная склонность к помешательству". По мысли автора, душевная болезнь - результат целой цепи грехов против законов природы. Поколениями подготавливается торжество помешательства. Ничто в природе не проходит бесследно: и зло, и добро не остаются без последствий, составляя благосостояние или страдание мира. Правда, положенное семя добра или зла может перенестись и далеко, но ведь человечество - одна семья, и соответствующий плод непременно вырастет. Природа неумолима в своих счетах: родители допускают злоупотребления, отравляющие здоровье, совершают грехи, расплачиваться же за них приходится их детям. "Не должны бы заключаться браки между индивидами, у которых есть очевидные данные наследственного предрасположения к помешательству, - писал С.И. Штейнберг, - а если помешательство обнаружилось у одного из супругов, то развод должен быть обязательным. Этот закон важен еще и потому, что у разнополых субъектов с наследственным предрасположением к помешательству существует взаимное безотчетное половое влечение и симпатия". Предвидя упреки в жестокости таких мер, Самуил Иванович отвечает воображаемому оппоненту: "Этот упрек сделает тот, кто не испытал тех ужасов, которые может наводить помешанный, кто не был им обманут, обольщен, разорен- Чья семья не знает, что значат беспокойные дни и ночи, что значит бояться за свое и чужое добро, за свою и чужую жизнь. Кто не видел отчаяния родителей, у которых один ребенок заболел психозом, и они не имеют покоя из-за боязни, что может заболеть другой. Кто не видел безвыходного положения тех родителей, когда их дети ни к чему приспособиться не могут, ведь действительность как бы уходит изпод их рук и никак им не дается, как они мучаются сами и терзают других".

В своих статьях в "Саратовской земской неделе" Самуил Иванович затронул и еще одну категорию душевнобольных - ту, которую "публика признает озорниками, обзывает негодяями. Это взгляд на алкоголиков считается и справедливым, и вполне естественным. Нет, пьяницами не рождаются, а становятся вследствие патологических внутренних и внешних причин. В громадном большинстве родители будущих алкоголиков были ненормальны, обладали пропитанным алкоголем организмом. Их дети предрасположены к всевозможным нервным болезням - пляске святого Витта, падучей, психозу, идиотизму, нуждаются в искусственном возбуждении. Раз ненормально созданный и патологически существующий организм испытал на себе успокаивающее, увеселяющее, временно дающее энергию и притупляющее страдания влияние спиртного напитка, будущий алкоголик готов. Иной умоляет спасти его от неудержимого, патологического стремления отравлять свой организм спиртным, чтобы- не страдать. Такой ли человек не заслуживает самого горячего сочувствия?"

-И "методы" ее лечения

В обществе рассматривались разные точки зрения на призрение душевнобольных. Кое-где в России практиковалась система так называемого семейного патронажа. Больного, способного к труду, отправляли в крестьянскую семью, где "скорбный главою" усердно трудился на благо приютивших его людей. На крестьян за плату возлагались обязанности надзора за подопечным и приучения его к работе, т.е. функции психиатров.

Штейнберг решительно выступил против: "Даже в высококультурной Бельгии таких "помощников" крестьяне держали в клетках из хвороста, обмазанных глиной, били и нещадно эксплуатировали. Чего же ждать в России, где крестьянская семья так поглощена борьбой за насущный кусок хлеба, что не успевает углядеть за собственными детьми, оставляя их на попечение малолетних нянек? И этим людям предлагают поручить надзор за душевнобольными? Ведь наши крестьяне привозили душевнобольных родственников из дома избитых, покрытых насекомыми, с язвами от кандалов на руках и ногах! Разве чужих будут больше жалеть, чем своих?"

А вербовка рабочих при патронаже в Екат е риносл авле напоминала торговлю невольниками. Крестьянину предоставляли на выбор нескольких пациентов, потом начинались препирательства о плате с администрацией лечебницы.

Доктор предупреждал и о кровосмешении больных со здоровым населением. В бельгийской общине Гейль, где подобный патронаж практиковался долгие десятилетия, среди населения буквально на каждом шагу встречались слабоумие, признаки физического, умственного и нравственного вырождения. Необходимы были другие способы решения проблемы.

Завещание княгини

В 1887 г. к земству обратился князь Александр Щербатов. Его покойная мать, Софья Степановна Щербатова, оставила по духовному завещанию капитал в 24 тыс. руб. на призрение душевнобольных. Князь ставил условием создание за городом филиального отделения психлечебницы и учреждение в нем трех бесплатных кроватей имени княгини Софьи Щербатовой.

Это предложение послужило поводом для долгих споров в земстве: "Мы не имеем права на крупную затрату на устройство колонии и лечебницы за городом". Однако Штейнберг, как и прежде, настаивал. Согласие было получено с незначительным перевесом голосов. Самуил Иванович, опасаясь дальнейших колебаний со стороны земства, предложил построить за городом только филиальное отделение городской психиатрической больницы, чтобы убедить в полезности начинания. На пожертвованные деньги был приобретен участок земли в 9 верстах от города, близ деревни Есиповки, и на чрезвычайном собрании управы поставлен вопрос о дополнительных ассигнованиях, необходимых для построек.

С весны 1890 г. началось строительство будущей колонии. С.И. Штейнберг вникал во все детали. Сам доктор и работавшие там больные жили в деревянных избушках. Работы велись в одном из красивейших и живописных уголков близ Саратова. С гор, амфитеатром окружавших колонию, открывался прекрасный вид на Волгу. Из главного родника участка в самое жаркое летнее время добывалась вода прекрасного качества - около 5700 ведер в сутки.

Вчерне постройка была закончена осенью того же года. Разбит фруктовый сад на 8 десятин. На пожертвованную князем Щербатовым тысячу рублей был сооружен деревянный флигель для десяти работавших больных, получивший название Щербатовского.

"Неудобный" директор

Однако филиал не мог вместить всех пациентов, нуждавшихся в этом. Лечебнице были необходимы каменные корпуса. И вновь начались "хождения по мукам" доктора Штейнберга: он убеждает решить вопрос об этом строительстве в земской управе, хлопочет о получении субсидии у правительства- Некоторые гласные даже подняли вопрос "о неудобстве иметь директором доктора С.И. Штейнберга, который, несмотря на ясно выраженное нежелание Собрания, ежегодно представляет ему проекты расширения лечебницы". Перевесом в 5 голосов директор был на должности оставлен.

Наконец старания увенчались успехом - закладка каменных зданий произошла 3 июня 1901 г. Это было праздником не только для больных, как сказал в своей речи Самуил Иванович, но и торжеством самого директора с его помощниками, упорными в достижении благой цели. Доктор отметил: "Душевнобольной, как и всякий больной, среди подходящих для него условий имеет больше шансов на поправление здоровья, чем в том случае, когда он находится в несоответствующей его болезни обстановке. В последнем случае недуг излечимый легко может перейти в неизлечимый. Таким образом, общество приготовляет себе инвалидов, подчас весьма опасных, вредных во всех отношениях".

Возведение новых корпусов лечебницы продолжалось; один из них, женский, был выстроен в память княгини Софьи Степановны Щербатовой, и в этом здании был помещен портрет княгини.

Очень важным моментом в лечении душевнобольных доктор полагал не только лекарства, но и труд на свежем воздухе, а также разделение больных на трудоспособных, спокойных и беспокойных: "Чем ближе их соприкосновение друг с другом, тем более они страдают и раздражаются". Созданы были специальные мастерские, пациенты работали в приусадебном саду и огороде, на кухне. Штейнберг писал: "Умело применяемые работы и занятия на чистом воздухе должны благотворно влиять на ход болезни тех душевнобольных, в организме которых еще сохранилась возможность восстановления психического здоровья".

Однако до земства стали доходить известия, что при строительстве допущен перерасход, и вот в 1903 г. все экстренное собрание земства посетило психиатрическую колонию. Гостей покорило отличное обустройство хозяйства: снабжение родниковой водой было устроено очень рационально; отходы превращались в удобрения, которые отправляли на огороды. В зданиях поражали идеальная чистота, обилие света и воздуха, и один из гласных даже назвал их дворцами: "Но ведь такими светлыми и уютными и должны быть эти помещения, где преследуется великая цель - врачевать человеческую душу, терзаемую тяжелыми, мрачными сновидениями". Однако перерасход все же был ощутимым. Причинами стали электрическое освещение, паровое отопление, приглашение на работу еще двух врачей. Это не было предусмотрено сметой, но произошло по желанию самого земского собрания. К тому же цены росли.

Улица имени Штейнберга

Тем не менее механизм недовольства директором лечебницы был запущен. Против настойчивого и строптивого врача начались интриги и выпады, вдохновителями которых были губернатор, граф Олсуфьев и граф Уваров, которого впоследствии иронически называли в саратовской печати "большим специалистом по психиатрии". Штейнберга обвиняли не только в перерасходе, но и в превышении полномочий директора лечебницы. Самуилу Ивановичу неоднократно предлагали уйти с поста директора самому. Все это подкосило его здоровье. В 1907 г. Штейнберг перенес инсульт и подал прошение об отставке по состоянию здоровья.

В ноябре 1909 г. Самуил Иванович умер. По завещанию он был погребен на территории больницы. Ухаживать за могилой обязались сыновья доктора. После 1917 г. могила С.И. Штейнберга была разорена и вновь восстановлена уже в наши дни. Созданной им психиатрической больнице присвоено имя Святой Софии (согласно условию князя Щербатова), а в адресе появилось имя ее создателя - улица Штейнберга.

 

это и есть знаменитая дурка на алтынке ?

Попался на аукционе артефакт времён Перестройки

Душевное название кооператива. Только непонятно, из кого он состоял – из врачей или пациентов. Продолжение традиций Штейнберга?

...