Группа "Жёлтая гора"

11 сообщений / 0 новое
Последнее сообщение

Сказали "Спасибо!"

Пока еще никто не сказал "Спасибо!"

 

Комментарии

Группа "Жёлтая гора"

1987

И снова на машине времени в 1987 год к фонтану. На первом фото - спиной к зрителям я, Ольга Пеганова)) На втором - мои работы перед развеской.

"Антиветряная выставка" у кинотеатра "Экран". Желтая гора. 1987 год

архив Ольги Пегановой

Сёстры Пегановы на своей странице выставили фотографии, а это добавка к ним.
В моём архиве сохранилось вот это:
В январе месяце 1990 года мне пришлось делать фоторепортаж для моей фирмы "ТАСС" о саратовских группах которые возникли и стали открытыми в годы перестройки: музыканты, арт-художники… 
Группа «Желтая гора». 
Участники группы Михаил Лежень, Евгений Звездаков и Евгений Солодкий.
Съемка 12.01.1990 год. Саратов.

я как всегда присылал в Фотохронику несколько вариантов съёмки. О саратовских молодых арт художниках материал прошёл и был опубликован в газете "Советская культура"

текст и фото Набатов Ю.В. 

Участники "Желтой горы" (слева направо): Е. Солодкий, Е. Звездаков и М. Лежень со своими работами. 12 января 1990 г. Набатов Юрий/Фотохроника ТАСС

Экспозиция художников в выставочном зале.

Евгений Солодкий у своей картины "Остров", представленной в Доме молодежи.

https://www.tassphoto.com/ru/asset/id/17938591/----/page/9/fromSearch/1/...

из архива Сергея Белякова

Евгений Солодкий. Империя кружек

фото Куприянова В.

10 марта 1995 года выставка в Художественном музее

Фотограф Чижов И.

Открытие выставки группы "Жёлтая гора"
Копаясь в архивах, наткнулся на негативы, которые до сих пор ни разу не публиковались. 
Саратов
1987

Фотограф Пузанов Ю.

«Перестройка». 1987-1991 год. Какое значение имели реформы и новая идеология советского партийного руководства для сферы культуры?
Свобода слова, гласность, отмена цензуры.
На 17-й молодёжной выставке 1986 года в Москве впервые открыто представили свои произведения художники, чьи произведения подвергались цензуре, тем самым разрушилось деление на официальное и неофициальное искусство.
1988 год. Нашумевший аукцион Sotheby’s в московском Совинцентре, обозначивший выход русского искусства (включая советское неофициальное искусство) на международный рынок.
В 1986 году было принято «Положение о любительском объединении, клубе по интересам», давшего возможность творческим личностям объединяться, арендовать помещения под мастерские, делать выставки-продажи.
Так, в Саратове появляются первые, свободные от цензуры, творческие объединения.
В 1988 году в открывшемся Доме молодёжи обосновывается группа художников, открывших искусство новейших течений в Саратове, официально оформивших своё творческое содружество как архитектурно-художественный центр «Жёлтая гора». Здесь у художников (Евгений Солодкий, Михаил Лежень, Сергей Кругляк, Михаил Гаврюшов, Сергей Беляков, Алла Лебедь) была большая мастерская, которая стала местом общения, дискуссий об авангардном искусстве, открытом в период «перестройки», местом генерации идей и создания произведений.
В Доме молодёжи находился и театр АТХ – Академия Театральных Художеств, художественный руководитель Иван Верховых. Неординарные постановки, оригинальный режиссёрский подход – то, что хотел видеть зритель, уставший от советских идеологических культурных событий.
В музее-усадьбе Н.Г. Чернышевского проводили встречи участники литературного объединения «Контрапункт», появившегося в 1986 году. «Фактически это был цвет тогдашней неофициальной поэзии. В него входили поэты Александр Ханьжов, Сергей Рыженков, Олег Рогов, Игорь Сорокин и многие другие, композитор Игорь Гладырев, к нему были близки художники Роман Мерцлин и Виктор Чудин. Неоднократно участники «Контрапункта» привозили в Саратов живых классиков современной литературы, таких как Елена Шварц, Ольга Седакова и Дмитрий Пригов» - в журнале «Новое литературное обозрение» 2001 года.
В декабре 1987 года, во Дворце культуры и техники авиастроителей, состоялся первый в Саратове рок-фестиваль, организованный Андреем Руфановым, ставший началом рок-движения в Саратове, существующий до сих пор.
Репортаж-комментарий Нижне-Волжской студии кинохроники «Кто я тебе?», снятый в 1988 году, отчётливо отражает ситуацию, в которой оказалась творческая молодёжь в период «перестройки»: «Мы боимся нашей молодёжи … Мы не знаем, что хочет наша молодёжь. Здесь уже должны работать и психологи и социологи, дать нам рекомендации в этом вопросе»

Автор - Наталья Коптель

фото Геннадия Савкина

«Перестройка: Эпоха новых возможностей»
1988 год. Саратов. Проспект Кирова. В подвале дома №25, в бывшем бомбоубежище, открывается нашумевшая выставка объединения художников «Жёлтая гора» - «Активное пространство». Выставка состояла из двух залов – тёмного и светлого. На входе стоял в военной шинели саратовский бард Алексей Кириллов (Диди) и выдавал всем входящим свечку, открывал дверь в тёмный зал и следом закрывал. Нужно было со свечой подходить к произведениям и их, освещая, как бы открывать для себя, так как такого рода искусство для советского зрителя было новым. В тёмном зале «освещались» произведения Евгения Солодкого, Михаила Гаврюшова, Аллы Лебедь, Вячеслава Курсеева, Сергея Белякова. В следующем светлом зале располагались работы Михаила Леженя и Сергея Кругляка. Поэт Евгений Звездаков, одетый в капюшон, стоял со свечой в руке в нише стены, некий «фокусник» ходил с закрытыми глазами и вытянутыми руками, спрашивая всех: «Как я сюда попал? Как мне отсюда выйти?», создавая тем самым «активную» атмосферу выставки.
На четвёртый день по распоряжению Городского комитета партии, выставка была закрыта, якобы по причине того, что подвал не соответствует условиям помещений для общественных выставок. Художники решили устроить «похороны» выставки совместно с рок-клубом. Все участники взяли по одной работе и свечке, и друг за другом выносили работы из подвала и шествовали по проспекту Кирова. Впереди шёл скрипач из Консерватории и исполнял похоронный марш.
Для саратовского зрителя такой новый формат выставки стал ярким открытием свободного искусства, свободного от цензуры, идеологии. В одном из интервью Евгений Солодкий вспоминает: «На выставку была огромная очередь, сработал эффект «снежного кома» – один человек посетит выставку, уходит, приходит с пятью друзьями». Около 2000 человек за три дня. Среди посетителей были московский художник-концептуалист Дмитрий Александрович Пригов и Жанна Агузарова.

«ЖЁЛТАЯ ГОРА». У ИСТОКОВ ИСКУССТВА НОВЕЙШИХ ТЕЧЕНИЙ В САРАТОВЕ

автор Коптель Наталья Васильевна - заведующий сектором
https://radmuseumart.ru/news/publications/12273/#gal[gal1]/6/

 

Статья впервые опубликована: Коптель Н.В. «Деревья корнями вверх…». К 30-летию объединения «Жёлтая гора». 1987 – 1990 // Искусство и власть: материалы Международной научно-практической конференции. – Саратов: Амирит, 2018. – С. 72 – 83.

Деревья корнями вверх…
Евгений Звездаков. Из каталога «Жёлтая гора» 


Появление искусства новейших течений, отличающегося активным участием зрителя в художественном процессе, использованием нетрадиционных форм создания произведения искусства, открытостью и свободой творческого выражения, связано в Саратове с деятельностью художественной группы «Жёлтая гора». 

 
«Как таковая, «Жёлтая гора» возникла зимой 1987 года благодаря проводившимся выставкам-продажам, которые доказали, что искреннее искусство цены не имеет. Ядром «Ж.Г.» стали молодые архитекторы, одинаковые в своей непохожести друг на друга и считавшие, что реализм – очень хорошо, особенно когда он субъективный»1. 

 
В выставках группы участвовали Сергей Кругляк, Михаил Гаврюшов, Сергей Беляков, Алла Лебедь, Вячеслав Курсеев, Игорь Петров и другие активисты того времени. Но главными генераторами идей и выставок группы были Евгений Солодкий и Миша Ле Жень2. 

 
Сплочение художников произошло на базе молодёжного объединения «Резерв» – первого в Саратове негосударственного предприятия, в котором Евгений Солодкий занимал должность руководителя художественного сектора. Находились они в подвале двухэтажного здания на пересечении улиц Некрасова и Первомайской. В 1988 году художники обосновались в открывшемся Доме молодёжи3 на улице Вольской (дом №52), и, усилиями Евгения Солодкого, смогли оформить своё творческое содружество как архитектурно-художественный центр «Жёлтая гора». Здесь у художников была большая мастерская, которая стала местом общения, дискуссий об авангардном искусстве, открытом в период «перестройки», местом генерации идей и создания произведений. 

 
Из интервью с Михаилом Леженем, записанным научным сотрудником Радищевского музея Натальей Куриловой: «Мастерская становилась центром всеобщего притяжения. Театрик АТХ располагался в этом же здании. И сюда же тянулись молодые поэты и кинематографисты. Все приходили на чай, посмотреть новые работы и поговорить об искусстве. А между делом устраивали шахматные турниры и боксёрские бои. В общем, это было весёлое время! … Так или иначе, те годы, с 1987-го по 1990-ый, воспринимаются теперь периодом общего саратовского счастья»4. 

 
Действительно, в это время в Саратове, как и в столице, первыми, кто воспользовался свободой, пришедшей в период «перестройки», стали представители творческой интеллигенции. Наряду с деятельностью художественного объединения «Жёлтая гора», новые веяния проявились в музыке, театре, литературе. 

 
В Доме молодёжи, в котором располагались художники «Жёлтой горы», находился с ноября 1988 года театр АТХ – Академия Театральных Художеств, художественный руководитель Иван Верховых, выпускник Саратовского театрального училища, а позднее режиссёрского факультета Высшего театрального училища им. Б.В. Щукина. Несмотря на неординарность и сложность постановок, связанные с выбором самих произведений («Почему я лучше всех?» Д. Хармса, «Когда пройдет пять лет» Ф. Г. Лорки) и оригинальностью режиссёрского подхода, театр АТХ был достаточно популярным и впоследствии приобрёл репутацию одного из самых интересных российских театральных коллективов, неоднократно гастролировал по России и зарубежью. 

 
В музее-усадьбе Н.Г. Чернышевского проводили встречи участники литературного объединения «Контрапункт», появившегося в 1986 году. «Фактически это был цвет тогдашней неофициальной поэзии. В него входили поэты Александр Ханьжов, Сергей Рыженков, Олег Рогов, Игорь Сорокин и многие другие, композитор Игорь Гладырев, к нему были близки художники Роман Мерцлин и Виктор Чудин. Неоднократно участники «Контрапункта» привозили в Саратов живых классиков современной литературы, таких как Елена Шварц, Ольга Седакова и Дмитрий Пригов»5. 

 
В декабре 1987 года, во Дворце культуры и техники авиастроителей, состоялся первый в Саратове рок-фестиваль, организованный Андреем Руфановым, ставший началом рок-движения в Саратове, существующий до сих пор. 

 
Репортаж-комментарий Нижне-Волжской студии кинохроники «Кто я тебе?», снятый в 1988 году, отчётливо отражает ситуацию, в которой оказалась творческая молодёжь в период «перестройки». Название взято из одноимённой песни саратовской рок-группы «Ломаный грош», лидером которой был Андрей Сущенко (Дюша), и которая звучит в этом репортаже. Снимался сюжет во Дворце культуры и техники авиастроителей, где проходил первый рок-фестиваль и на проспекте Кирова, где проходила первая выставка художников «Жёлтой горы». Важными в данном видеоролике моментами являются размышления и оценки этой ситуации старшим поколением. «Мы боимся нашей молодёжи … Мы не знаем, что хочет наша молодёжь. Здесь уже должны работать и психологи и социологи, дать нам рекомендации в этом вопросе»6. При этом существовало и иное мнение на тот момент председателя Саратовской организации Союза художников РСФСР Анатолия Учаева, который общался с художниками, давал им советы. «Меня это не пугало, я сам был молодым художником, ходил в джинсах….. Сам факт, что молодой непрофессионал что-то создаёт духовное, попытки что-то создать – это просто прекрасно. Мы не предполагали, что за эти год-два демократизации нашего общества будет такой выход молодёжи в творчество»7. 

 
Первая выставка объединения «Жёлтая гора» «Активное пространство» («Подвальная») открылась в марте 1988 года. Подвал здания на проспекте Кирова (дом №25), в котором раньше находилось бомбоубежище, и которое на тот момент никому не принадлежало, усилиями многих энтузиастов было очищено и превращено в выставочное помещение. Было два зала – тёмный и светлый. На входе стоял в военной шинели саратовский бард Алексей Кириллов (Диди) и выдавал всем входящим свечку, открывал дверь в тёмный зал и следом закрывал. Внутри было много сценарных находок, которые усугубляли непривычную для советского зрителя обстановку. Нужно было со свечой подходить к произведениям и их, освещая, как бы открывать для себя, так как такого рода искусство для советского зрителя было новым. В тёмном зале «освещались» произведения Евгения Солодкого, Михаила Гаврюшова, Аллы Лебедь, Вячеслава Курсеева, Сергея Белякова. В следующем светлом зале располагались работы Михаила Леженя и Сергея Кругляка. Помимо живописи и объектов, на выставке находились некие персонажи, создававшие своим присутствием эмоциональную атмосферу пространства выставки. Это поэт Евгений Звездаков, одетый в капюшон и стоящий со свечой в руке в нише стены. И некий «фокусник», который ходил с закрытыми глазами и вытянутыми руками, спрашивая всех: «Как я сюда попал? Как мне отсюда выйти?» Необычность экспозиционного пространства, авангардная музыка, хорошая акустика, сводчатые потолки, персонажи-экспонаты – всё это создавало сильное, будоражащее, вызывающее впечатление у зрителей. В одном из интервью Евгений Солодкий вспоминает: «На выставку была огромная очередь, сработал эффект «снежного кома» – один человек посетит выставку, уходит, приходит с пятью друзьями»8. Среди посетителей были Дмитрий Александрович Пригов9и Жанна Агузарова10. 

 
На четвёртый день по распоряжению городского комитета партии, выставка была закрыта, по причине того, что подвал не соответствует условиям помещений для общественных выставок. Художники решили устроить «похороны» выставки совместно с рок-клубом. Все участники (около 50 человек) взяли по одной работе и свечке, и друг за другом выносили работы из подвала и шествовали по проспекту Кирова. Впереди шёл скрипач из консерватории и исполнял похоронный марш.
Евгений Солодкий: «Несколько дней назад проходила выставка саратовских неформальных художников, ребят, которые работают в нетрадиционной манере. Посетило около 2000 человек за три дня. Сейчас мы находимся перед печальным местом, где выставка проработала три дня, и потом прекратила своё существование. В организации выставки сплотился достаточно большой круг людей – это ребята, которым была интересна сама затея, они приходили, совершенно безвозмездно здесь работали… На некоторое время стал творческим центром проспект. Сюда приходили и поэты, и музыканты, читались стихи. Но выставка была закрыта по распоряжению третьего секретаря горкома партии товарища И.Н. Ялынычева. По его мнению, выставка не может проходить в подвале. Потом резко появились пожарники, санэпидемстанция, приказали нам очистить помещение в течение одного часа. Об этом знали все. Мы не делали из этого секрета. Знал отдел культуры. В книге отзывов была хорошая запись, что хорошо, что время бульдозерных выставок прошло»11. 

 
В июне 1988 года на проспекте Кирова состоялась «Открытая выставка». Были сделаны стенки из ткани и бруса для развески картин прямо на улице, на которых экспонировались работы, и ночью в том числе. Выставка сопровождалась перформансами, пародирующими бюрократические структуры советской власти, которые за 70 лет стали непреодолимым тормозом на пути технического и культурного прогресса. Безусловно, такие действия художников стали следствием «гласности», обусловившей оживление общественно-политической жизни со второй половины 1980-х годов, осмысление обществом прошлого исторического опыта. 

 
В сентябре 1988 года две недели проработала «Антиветряная выставка» на набережной Саратова. Художники сидели со своими работами около кинотеатра «Экран», борясь с ветром и холодом, а их друзья ходили по городу с рекламными щитами, привлекая зрителей и вызывая насмешки. 

 
В 1989 году состоялась выставка «Жёлтая гора» в Доме молодёжи. Данная выставка стала примечательной благодаря рекламной акции, которая заключалась в том, что художники, надев на себя коробки от холодильников с надписями «Все на выставку!» и взяв мегафоны, шли по улицам города и приглашали всех на выставку. Но на улице Радищева около горкома партии всех арестовали. Закончилось довольно благополучно – беседой с генералом милиции. 

 
Выставку в Доме молодёжи открывала научный сотрудник Радищевского музея Алла Лучкина. На открытии играли музыканты Владимир Скляренко и Светлана Литвак. По задумкам художников среди разбросанных газет, являющихся определённым символом эпохи, музыканты должны были разуться и парить ноги в тазиках – концептуальная акция – «бытовизация Баха». На открытии присутствовало достаточно много людей, среди них сотрудники Радищевского музея, творческая интеллигенция города, которые приходили получить тот «глоток свободы», которого ждали долгие годы. Об этом мы можем судить по фотографиям Геннадия Савкина, который один из немногих интересовался творчеством этих художников и сделал много ценных на сегодняшний день кадров выставок, мастерской и акций этого объединения. 

 
По приглашению заведующего выставочным отделом Центрального Дома художника (ЦДХ) в Москве Владимира Павловича Цельтнера летом 1990 года там состоялась последняя выставка «Жёлтой горы». Помимо живописи и объектов была сделана «жёлтая гора» из семи КАМАЗов песка, «рифмующаяся» с названием города, Волгой, и состоялся перформанс джазового композитора Владимира Чекасина. Евгений Солодкий и Михаил Лежень, с интересом относившиеся к творчеству этого музыканта, который на центральных сценах Москвы в качестве композитора, режиссера и исполнителя создавал синкретические действа с участием актёров и музыкантов из разных стран, пригласили его выступить на открытии выставки. Во время перформанса Владимир Чекасин играл на саксофоне, а остальные участники совершали некое действо на горах песка. 

 
С выставки в ЦДХ было куплено много работ художников группы «Жёлтая гора». СССР в эти годы стал открытой страной для иностранцев, «модной» точкой на карте мира. Туристы, приезжающие в Москву, покупали много сувенирной продукции и предметов искусства. Часть работ саратовских художников были куплены, в том числе иностранцами. Одна из посетителей выставки, немецкая галеристка пригласила Евгения Солодкого и Михаила Леженя с выставкой в Германию. Это приглашение стало причиной распада объединения «Жёлтая гора», после которого у каждого художника продолжился свой индивидуальный творческий путь. 

 
К этой выставке в ЦДХ художниками был сделан каталог, который имеет сегодня уникальную ценность: тем, что в нём представлены работы выставок «Жёлтая гора», которые собрать сейчас представляется невозможным, и тем, что само издание выполнено очень качественно по дизайнерскому исполнению, цветной печати изображений, с добавлением текста на английском языке. Стихи к каталогу писал Евгений Звездаков, сейчас российский режиссёр, который, ещё будучи в Саратове, общался с художниками этого объединения, приходил в мастерскую Дома молодёжи, смотрел на картины и писал стихи. 

 
Выставки художественной группы «Жёлтая гора» стали для Саратова первым в начавшуюся эпоху «перестройки» и очень ярким, сильным открытием нового искусства, искусства новых форм, идей, смыслов, открывающих свободу в творчестве, дающих возможность иных способов выражения и восприятия, во многом ориентированного на зрителя. 

 
Их всех (кроме Аллы Лебедь, которая училась в художественном училище) объединяло образование – отделение «Архитектура» Саратовского политехнического института и Ленинградского инженерно-строительного института (Михаил Лежень), которое, с одно стороны, дало хорошую базу истории искусства (в Саратове – преподаватель искусствовед, сотрудник Радищевского музея Е.И. Водонос) и рисунка, композиции (преподаватель – художник В.А. Мошников), но, с другой стороны, оставляло определённую свободу в творчестве. Порядок слов. 

 
Картины Михаила Леженя периода 1980-х годов, участвовавшие в выставках «Жёлтой горы», навеяны модернистскими направлениями начала ХХ века, с которыми художник в это время был уже хорошо знаком. Здесь мы видим и яркие, чистые цвета («Рождении Афродиты»), и геометризацию форм («Марокко»), и беспредметность («Белое белое»), и экспрессию («Дом с видом на море»), и абстракцию («Здравствуй, одуванчик»). «…Искусство должно поражать зрителей, оно не должно никого оставлять равнодушным, … должно способствовать перемене восприятия … быть более открытым, ясным, искренним, оптимистичным», – считает художник12. 

 
"В это же время Ле Жень открывает для себя принципиально новую художественную технику ассамбляжа. ... Он экспериментирует с материалами и структурами, используя металл, дерево, («Единоборстве кита»), циновки и даже вратарские маски («Любовь травами не лечится» (1989, смеш. техн., 95х140)). Однако те или иные элементы художник выбирает не только из-за пластических решений, но и в соответствии с концептуальным замыслом. В композиции «Проба земли» предметы, которые в ней используются, связаны с изображённым пейзажем напрямую: это пробирки с водой, песком и меловым камнем, добытыми на Семёновском острове. ... «Пальмовый пейзаж» на белом безмолвном фоне возникают пальмы, сделанные из железной проволоки. ... «Морская прогулка» составлена из восьми стиральных досок, одну из которых художник дополняет всполохом синей краски"13 , - отмечает Н. Курилова.

 
Совершенно иные творческие поиски характерны для произведений Евгения Солодкого. Уже в период «Жёлтой горы» чувствуется тяготение к концептуализму. В каталоге объединения «Жёлтая гора» 1990 года обзор произведений художника начинается с описания «концепции грани», сформулированной им в это время и до сих пор являющейся ключевой в его творчестве. Грань представляется художником как пограничное состояние между узнаваемостью образа и неузнаваемостью. Как сторонник свободы, Евгений Солодкий предпочитает давать зрителю свободу ассоциаций. 

 
«Грань – пауза, подобная зависанию брошенного вверх предмета…
Грань – балансирование между узнаваемостью и неузнаваемостью образа…
Грань – утренний туман перед движением солнца…
Грань – ночь перед отречением…
Грань – тишина первого снега…
Грань – сама Гармония…»14 

 
Живописная манера Евгения Солодкого довольно узнаваема, в его картинах часто присутствуют тонкие, длинные, как будто растёкшиеся, линии, создающие легкие образы («Серенада», «Увы…», «Зона», «Нуклеарная ячейка»). 

 
Работа «Сквозной», выполненная с использованием одного из символов советской эпохи – газеты, представляет пронзающего время художника, который проносит сквозь современные газеты античную скульптурную голову. Две картины Евгения Солодкого «Дом Андрея Арсеньевича» и «Зона» посвящены творчеству Андрея Тарковского, которое будоражило умы интеллигенции философскими посылами поиска самого себя, своего пути, акцентом на личность. 

 
Многие его работы большого формата и достаточно сложные по исполнению. «Сцепление», «Фиксация любви» выполнены на бетоне, «Выделение изоляцией» – с использованием металла, оргстекла, песка. «На полях страны. Время любить» – кинетическая скульптура. 

 
Но какие бы ни были темы, техники, материалы произведений Евгения Солодкого, в них всегда присутствует балансирующий на грани образ, который каждый может трактовать по-своему. 

 
Во многом в творческих поисках всех художников группы «Жёлтая гора» (насколько об этом можно судить по имеющимся на сегодня сведениям) отмечается использование средств выразительности направлений модернизма – кубизма, экспрессионизма, абстракционизма, сюрреализма, введение в произведения новых «материалов» и предметов – пластика, вермишели, ключей, верёвочек, листьев и т. д., а также создание арт-объектов и перформансов. Обращение к новым видам художественного творчества, безусловно, стало самым важным моментом в их деятельности, что определяло создание нового, по ощущениям и восприятию искусства, пространства, требующего от зрителя определенных аналитических и психологических усилий, внимательного, осмысленного изучения произведений, считывания смыслов. «Героями выставок становились не сами картины, а их настроение…» − как пишут художники в каталоге «Жёлтая гора»15. 

 
В большей степени в профессиональной художественной среде участников «Жёлтой горы» считали дилетантами, хулиганами, не называя их деятельность искусством. «Резонанс, который вызвала эта любительская попытка авангардного искусства (подобные попытки были обозначены критикой термином «квазинеоавангард»), был связан не с художественными достоинствами работ, а с общественной ситуацией и умелой поведенческой стратегией лидера группы Евгения Солодкого»16. 

 
Следствием этого стало желание художников показать свои работы европейскому зрителю, более подготовленному к восприятию искусства новых направлений – концептуализма, акционизма в том числе. 

 
Эта ситуация уже была известна столице, уже прошла «Бульдозерная выставка», уже существовал «московский концептуализм» и соц-арт, многие художники на тот момент уехали жить за границу. А 1980-е годы в Москве – это время «новой волны» концептуализма, связанного с деятельностью галереи APTART и художественного сквота «Детский сад», которые являлись центрами андеграунда, и участники которых стали теперь известными художниками в России и за рубежом. 

 
Важно отметить, что Евгений Солодкий и Михаил Лежень, в начале 1990-х годов, после опыта работы с европейскими галереями, и более близко познакомившись с ситуацией в художественной жизни Европы, обращаются к акционизму, который у каждого из них приобретает уникальный, особенный по содержанию и исполнению вид. Результатом акций стали высокого художественного уровня видеопроизведения этих художников, которые экспонировались в галереях Европы, Москвы и Саратова. 

 
В данной статье деятельность объединения «Жёлтая гора» раскрыта далеко не полностью, описаны только некоторые из выставок, обозначены творческие поиски основных участников. Безусловно, нераскрытые вопросы станут предметом последующих исследований искусства и художественной жизни Саратова 1980-х годов, но очевидным является то, что данный феномен можно обозначить как начало эпохи новых видов художественного творчества в искусстве нашего города.

[1] Каталог выставки «Жёлтая гора». Саратов, 1990.

[2] Ле Жень – творческий псевдоним художника Михаила Юрьевича Леженя.

[3] Открыт в декабре 1988 года, директор П.П. Антонов.

[4] Диалог с художником. Сборник интервью. Выпуск 2. – Саратов. 2015. С. 63-65.

[5] Рыженков С. КОНТРАПУНКТ. Новое литературное обозрение. 2001. № 48 (2). С. 317-324.

[6] Кто я тебе? Репортаж-комментарий. Нижне-Волжская студия кинохроники. Волжские огни. №19-20. 1988.

[7] Там же.

[8] Интервью с Евгением Солодким, записанное в 2012 году Н. Коптель и Н. Куриловой.

[9] Д.А. Пригов – поэт, художник-концептуалист (первые выставки в России и Америке 1987-1988 гг.). В марте 1988 года в музее-усадьбе Н.Г. Чернышевского провёл две встречи «Тексты» и «Концептуализм сегодня» в рамках литературного объединения «Контрапункт».

[10] Ж. Агузарова – рок-певица, одна из участниц художественного сквота «Детский сад» (г. Москва, 1986-87 гг.)

[11] Кто я тебе? Репортаж-комментарий. Нижне-Волжская студия кинохроники. Волжские огни. №19-20. 1988.

[12] Диалог с художником. Сборник интервью. Выпуск 2. – Саратов. 2015. С. 63-65.

[13] Курилова Н. Ранний период творчества Миши Ле Женя: живопись и ассамбляжи 1980-х годов/ Слово молодых ученых: сборник статей по материалам Всероссийской научно-практической конференции аспирантов. – Саратов, 2016. C. 99-100.

[14] Каталог выставки «Жёлтая гора». Саратов, 1990.

[15] Там же.

[16] Люхтерхандт Г., Рыженков С., Кузьмин А. Политика и культура в российской провинции. М., СПб, 2001. С. 134.

 

Художник Миша Ле Жень рассказал, как стал маятником Земли

Русский волшебник с французской фамилией 

Этот чудак с цветочным горшком на голове – всемирно известный художник из Саратова с французской фамилией Ле Жень. Миша занимается «искусством действия» – акционизмом. Его произведения – это поступки, наполненные легким юмором, тонкой поэтикой и глубокой философией. Каждая словно чудо – воплощает в реальность невозможную мечту. Миша катался на коньках с обратной стороны льда, вылетал из-подо льда на воздушном шаре, создавал радугу в небе своим телом и даже превращался в маятник Земли. Одно слово – волшебник. Как творятся эти чудеса? Об этом мы поговорили с художником на берегу Волги, где рождаются его воздушные идеи.

КАК Миша Лежень впустил в свою французскую суть «воздух»

– Интересная у вас фамилия. По паспорту вы Лежень, а в творческой жизни – Ле Жень. Она действительно французская?

– По семейному преданию фамилия берёт свое начало от наполеоновского солдата, решившего, что покорить Россию можно только любовью. При отступлении французской армии он остался где-то в Белоруссии, со временем значительно увеличив население села Красное. Насчёт ударения спорят даже внутри семьи. А псевдоним получился разделением слова: нарушив герметичность, впустил в него – и самого себя – мир. К тому же по образованию я архитектор, и Ле Корбюзье был всегда для меня образцом. Созвучие фамилий меня, конечно, воодушевляло.

– Чувствуете в себе французские гены? Когда попали в Париж, проснулась память поколений?

– Волнение, конечно, было, когда я в 1990-м впервые попал в Париж. Представьте, когда я учился в Питере, у нас была такая шутка, говорили: «Я опять хочу в Париж»… «А что ты там уже был?» …«Да нет – просто опять хочу». В советское время попасть туда было почти невозможно, и моя бабушка, художница, рассказывала о своей поездке в город на Сене, почти как о полёте на Луну. Когда я впервые очутился в этой Столице Искусства, то буквально сполз из автобуса и в благоговении встал на четвереньки. Мы ехали из Гавра, и я по столбикам смотрел – 100 км до Парижа, 50… Это казалось чем-то невероятным!

– А кто для вас главные герои французского искусства? И в целом – мирового?

– А можно ли тут выделить? Да их всех – великих – нужно пройти, перелюбить… импрессионистов, фовистов, Фернана Леже, Пикассо, Дюшана… Вот у меня есть любимый художник, с которым мы дружны и даже делали выставку на двоих. Это швейцарец Роман Зигнер: мне очень близко то, что он делает. Когда мы встретились в 1995-м, он уже был маэстро, и вызвало восторг, как он уверено делает то, к чему я только стремился.

– Вы родились в Хвалынске, где, кстати, родился и Петров-Водкин, детство прошло в Москве, потом семья уехала в Саратов. Как так вышло?

– В то время семья жила в Москве. Родители приехали в отпуск к бабушке в Хвалынск, и там я родился. Я никогда не был московским (!) комсомольцем – только октябрёнком. Говорят, человек в основном формируется до восьми лет. Если так, то у меня столичная закваска: детство я провел в Москве и даже пошёл там в школу. Если есть во мне что-то психопатическое, то это оттуда. Мы жили на Кашёнкином лугу в районе Ботанического сада. Потом семья решила переехать в Саратов – вернуться на Волгу, к корням.

– Почему? По экономическим причинам, или потянуло?

– Потянуло. Это же 60-е – время горных лыж и байдарочных походов, дружбы большими компаниями, когда все снимали и вместе смотрели 8-мм фильмы, слайды. Отец сказал: «Ну и что Москва – замкнутый круг. А тут Волга, природа, друзья!» И это был правильный выбор: Волга – это всё… Когда меня только выписали из роддома, все сели в лодку и, прыгая по волнам, мокрые от брызг приехали на остров напротив Хвалынска, положили меня на песок, и я смотрел на деревья, небо, вдыхал сладкий запах ивняка. Это навсегда.

КАК Миша Ле Жень придумал дом-аэроплан, который вырастает из земли

– Сразу после школы вы поехали поступить на архитектурный в Питер?

– Не совсем. Сначала поступил на архитектурное отделение в Саратове, как раз открывшееся в 1975-м на строительном факультете политехнического института (ныне – Саратовский государственный технический университет имени Гагарина Ю. А – М.М.) . А с третьего курса как отличник перевёлся в Питер (в Санкт-Петербургский государственный архитектурно-строительный университет – М.М.) и учился там ещё восемь лет, считая стажировку и аспирантуру. У меня ведь и дед был архитектором. Я его никогда не видел, но бабушка рассказывала, как они вместе с ним учились в питерской академии художеств.

– То есть вы больше 10 лет учились на архитектора. Что удалось построить?

– Я реализовался, скорее, как теоретик: в аспирантуре открылось много интересного, что пригодилось потом в искусстве и в жизни вообще. Однако был всё же один реальный проект для прекрасного человека – лучезарного Ромео – из Нигерии. В 1994-м мы встретились в Мюнхене на моей выставке «Шесть действий с шаром». Весь разговор состоялся за большой кружкой пива, и в ответ на его просьбу сделать проект дома я рассказал ему о двух, как минимум, принципиально разных подходах. Один архитектор, Фрэнк Ллойд Райт, сказал: дом должен вырастать – как некое природное явление – из конкретного места. Надо прийти туда, сесть на камень, ощутить, как дует ветер, светит солнце, поют птицы, течёт вода и представить, как дом вырастает из всего этого. Это так называемый органический подход. Ромео, отпив глоток, сказал – да, это здорово!

Но, говорю, был и другой архитектор, Ле Корбюзье, он сказал, что дом – это аэроплан, который лишь здесь приземлился… в контраст ко всему окружению. Впечатлённый Ромео воскликнул: «Это мне тоже нравится!» Тогда я, отдав в свою очередь должное напитку, сказал: «Теперь я знаю, что тебе нужно – аэроплан, который вырастает из этого места». Мы чокнулись кружками и решили, что я буду делать этот проект для Африки. Но подобную затею нельзя вычертить по обычной линейке: её выстрогал сам швейцарским ножиком, ведь линии должны быть живыми. А чтобы они получались параллельными: четыре гвоздика и леска буквой Зю, как нас учили на архитектуре. Немцы не могли понять, как это работает. Проект летающего дома сделал, Ромео поехал его строить, и там – всё не слава богу – у него украли ребёнка, начали требовать выкуп. В итоге сына спасли, но на этом великая мечта о родине пропала, и дом остался на бумаге.

– Архитектурный факультет дает проектное мышление – ты можешь видеть всю картину целиком. По архитектуре можно судить, как меняется человеческое мышление со сменой поколений и эпох, концепций мироустройства. Что для вас архитектура?

– Хороший вопрос. Ведь даже сами архитекторы редко им задаются: чаще все озабочены именно тем, КАК сделать архитектуру, а не ЧТО она есть? Поворотной точной в этом смысле для меня стала «Эстетика» Гегеля. Он говорит об архитектурных сооружениях, возведённых для объединения народов. Здесь нужно сделать паузу и понять, что он сказал. В институте нам преподавали: форма следует (утилитарной) функции. А величайший мыслитель называет социальную потребность – потребность собственно создания и воспроизводства общества, – приводящую к появлению строительных форм другого, неутилитарного, характера. Архитектура – строительство для объединения и, следовательно, выживания и процветания homo sapiens.

– Вавилонская башня так и не была построена. Да и возможно ли это?

– Социальные животные, львы или муравьи, находятся вместе на инстинкте. Это заложено на уровне химии. А в сознании человека есть мораль, законы, табу, правила поведения: всё это не от рождения, а воспитано. Момент такого воспитания – фундаментальная вещь. К этому приходят Конфуций, Толстой, Гегель, Дюркгейм… Для Маркса фундаментальное слово – труд. Но зверушки – великие работяги – трудятся миллионы лет… и не дают, бедолаги, никакой прибавочной стоимости. Главное, что нас от них отличает – словесность. Но, являясь великим благом, она может выступать и социально разрушительным элементом. У нас есть словесный конструктор, из которого мы можем собрать любой смысл в любую минуту. Тысячи людей с броуновским движением у каждого в голове, как они объединятся? У них нет ничего общего. Но любой художник знает, как за пять минут составить гармонию из тысячи цветов: во все цвета добавить какой-то один. Я имею ввиду, что для объединения нужна общая идея.


МИША ИСЧЕЗАЕТ В БУДКЕ. «АДАМ ЭНД КОЛ», БРИКСЕН, ИТАЛИЯ, 2005 Г. ФОТО: Б.БАРТ

КАК Миша превратился в маятник Земли

– Как от архитектуры вы перешли к акционизму? «Искусство действия» – ваш способ объединять?

– Ну, конечно, не так сразу… Вернувшись после Питера в Саратов, преподавал три года на кафедре архитектуры. Практическое проектирование сводилась в основном к привязке типовых проектов. Но не получилось заниматься и теорией… дважды проходил с докладом на международную бьеннале архитектуры в Болгарии, но – не выпустили. И к тому времени, в конце восьмидесятых, у нас образовалась группа художников «Желтая гора» (желтая гора - Сара тау - в переводе с татарского, отсюда и Саратов – М.М.). Года три, до 1990-го, мы существовали и прекрасно себя чувствовали: было много интересного и веселого. Такое время героических открытий. Ведь на истории искусства нам никто не говорил об актуальных формах. Максимум – коллаж, Пикассо… а Дали давали со страхом. Так что мы сами шли постепенно от ассамбляжей к объектам и инсталляциям… И тогда-то родилась первая акция, хотя до этого у нас даже понятия такого не было.

– Сначала вы занимались живописью и объектами. Как ушли от них в акционизм?

– Действительно, живописью я занимался ещё в Питере на Фонтанке. И первые инсталляции, уже периода «Жёлтой горы», сохраняли ещё живописную пуповину. Так появился, например, пространственный объект «Весна на плантации». Четыре холста, разрисованные под зеленый газон, были поставлены вертикально и создавали комнату. В неё попадали по лесенке: нажимаешь там на кнопку – и поют соловьи. Это уже какой-то выход из плоскости в объем, пространство, действие. Зритель как бы попадал вовнутрь картины…

– Однажды вы построили летательный аппарат и назвали его Леплан. А потом с его помощью в полете рисовали картины. Как родилась эта идея?

– Можно сказать, это была поворотная точка на все будущее творчество. Помню, как сейчас, летом 1990-го лежал на своей двухъярусной кровати, размышляя перед сном, как использовать вращение земли для создания картины. Представлял, что вся планета, горы, моря, люди и животные, участвуют в создании картины. Этот всеобъемлющий образ меня захватывал, и поначалу я думал о воплощении идеи в Исаакиевском соборе. Там когда-то наблюдал, как маятник обнаруживает вращение Земли, сбивая спичечный коробок, поставленный в стороне… И тут меня осенило: я сам должен стать маятником! Слетел с кровати и скрутил из проволоки модель Леплана. Название сложилось из частички псевдонима и слова «план» – планирование. Эволюция идеи проходила довольно быстро, и вскоре я собрал летательную конструкцию из алюминиевых трубок. Акция состоялась в июле 1990-го под мостом Глебучева оврага. И уже через пару недель видео и сам Леплан были показаны в московском ЦДХ на выставке «Жёлтой горы».

– Из этого места – по легенде – начинался Саратов. Поэтому выбрали Глебучев овраг?

– На самом деле акционное место здесь не так важно, оно не несёт какой-то символики. Хотя, надо признаться, выбор для более поздней реализации был другой: хотелось пролететь под Эйфелевой башней. Но и там постепенно понял, что главное – не в привлечённом смысле и не в эксплуатации готовых символов. А было так. В первый приезд в Париж с наскока, так сказать, не получилось: между опорами башни натянута металлическая сеть от самоубийц. Потом мои амстердамские галерейщики обещали это устроить, но оказалось, поскольку башня – национальный символ, нужно просить разрешения у премьера или президента… возникал какой-то дополнительный политический пафос, который меня всегда отталкивал: не хотелось занижать планку в личностных отношениях с Гео сапиенс.

– Конструкция сохранилась? Где храните?

– Конечно. Аппарат живёт у меня в Зелёной студии на Волге: с его помощью в 90-е я делал сплэшфлайты (от англ. сплэш – плескать) длинные – до тринадцати метров – живописные работы на бумаге.

– Что было после первой акции «Леплан»? Вы вообще поняли, что сделали?

– Можно сказать, что я ее сделал, а можно сказать, что она - меня. До и после – это два разных человека. Мое искусство претерпело структурные изменения. Назад дороги уже не было.

– У Олега Кулика похожая была «летающая» акция в Питере, через год после вашей: «Кулик все-таки птица» – 22 сентября 1995 года. Он тоже рисовал специальным устройством, паря в воздухе, как и вы…

– Да, мне что-то говорили про это. Возможно это случайное совпадение, подобное тому, как кто-то изображал собаку спустя тридцать лет после известной акции Вали Экспорт и Петера Вайбеля. Хорошие идеи всегда заразительны. Но самое приятное – чисто биологически – когда они рождаются на поверхности ТВОЕГО серого вещества.

– Каждый художник так или иначе живет здесь и сейчас. И работы часто становятся рефлексией на ситуацию вокруг, как та же акция Кулика-собаки. Но в Ваших работах нет событийных, контекстных привязок. Почему?

– Рефлексия – это ведь отражение, что-то вторичное. По-моему, задача художника – решать ситуацию на опережение. А не быть у неё в хвосте, или через рефлексию – только усугублять её. Если уж вам нравится эта собака, автор сам описывал, как сидел голый, дрожа, в тамбуре, и Гельман дал ему пинка, выпустив вместе с Бренером из своей галереи прыгать по улицам и кричать: «Это бездарная страна!» И, когда меня познакомили с Гельманом, он сказал: «Ты хочешь летать, а в троллейбусе у моего ребёнка билетик отобрали. Не сделаешь акцию об этом?» А я вообще не про это: ищу, скорее, выход – позитивную матрицу в абсолютной форме. Это вакцина. Духовная.

– Соцреализм или соц-арт не появились бы, не будь той политической ситуации. В ситуации цензуры художники искали новые формы. Если бы не было этого «внешнего фона», многих произведений искусства не случилось. Не появился бы московский концептуализм, группа «Коллективное действие», Кабаков…

– Но соц-арт и умер с этим временем… хотя – совок ушёл – а они еще долго пинали мёртвого льва. И, кстати, лучший Кабаков, на мой взгляд, – когда он делает общемировое искусство. Как-то видел в Мюнстере его замечательную и как бы абстрактную вещь: антенну со словами Гёте на фоне небе.

КАК Миша прыгнул в таз и исчез

– Вернемся в 1990-й год. После первой акции вас пригласили в круиз по миру. Как так вышло?

– На выставке в ЦДХ эта акция была показана, и организаторам круиза Мир Культуры показалось, что её можно представлять во всех европейских городах по пути следования. С чем меня и пригласили. Это, наверное, только в 1990-м такое было возможно: огромный лайнер с чисто культурными функциями – как в фильме Феллини «А корабль плывет». Собралась невероятная мозаика людей – музыканты, танцовщицы, манекенщицы, батюшки, которые едут к папе римскому, писатели и художники. Корабль был заполнен лишь на треть. Ощущение какой-то буржуазной фантастики – бассейны, рестораны… Затея была такая: в каждом порту запускать Леплан с крана. Но когда начался круиз, у всех, включая организаторов, снесло сознание – и никто не стал этим заниматься. Мне удалось однако сделать выставку в бассейне: на стенах его повесили ассамбляжи и живопись… А в Амстердаме пришли галерейщики, и им понравилось всё, что я делаю – взяли, что было. И вскоре – уже жил и работал там. Года полтора в общей сложности. А дальше география путешествий двигалась на юг – Мюнхен и окрестности, Южный Тироль…

– Какие акции для вас этапные? Мне кажется, «Таз», ради которой пришлось вырыть яму в земле, залить ее бетоном и наполнить водой. Подобные «фокусы» сейчас в тренде в ТикТоке, только делаются с помощью приложения. А вы сделали такое 15 лет назад живьем. Насколько сложен процесс подготовки?

– Да, делалась она в экстремальных условиях. В городке Бад-Эмс в Германии я выиграл грант в арт-резиденцию. Рыл этот бассейн, конечно, не я, а бригада рабочих, на суперэкскаваторе, который буквально танцевал. Я воткнул четыре колышка в землю, и они, не трогая их, вырыли яму, положили туда бетонные кольца, залили водой. Каждый шаг нужно было согласовывать с мэром. В чем отличие акции от перформанса или от того, чем занимаются художники типа Абрамович, которые репетируют, оттачивают все детали и потом ездят по миру и это продают, как цирковой номер. Это немного другой жанр… Перформанс предполагает наличие публики, а акция – скорее, вещь в себе, может осуществляться вообще без зрителя. Мои акции делаются один раз. И в этой связи, возможны, конечно, технические накладки. Например, с «Тазом» мы планировали съемку на следующий день после монтажа колец, но пришлось делать в тот же день: рабочие, при всей их немецкой дотошности, поставили кольца, а заизолировать забыли. Приехала пожарная машина, залила воду, и она прямо на глазах начинает уходить. И тут я понимаю, что через час её не будет. Второй раз залить нереально, потому что все спонсорские деньги потрачены, а бесплатно никто делать не будет. То есть надо делать сейчас, подходящей камеры нет, оператора нет… Пришлось снимать на любительскую камеру своими силами и прыгать в наполовину заполненную яму. Шанс только на один дубль. Начинаем снимать, а в кадре – то поезд, то рабочие тянутся вереницей с работы. А солнце заходит за гору. В яме вместо местного нарзана, который мне обещали, город-курорт всё-таки, какая-то мутная холодная жижа рыжего цвета… Прыгнул! И все получилось, но с приключениями.

– Фильм на минуту, но сколько сил ушло. Насколько важен для вас адреналин, который вы получаете, когда после месяцев подготовки, чудо свершается?

– Дело не в экстриме, мне важен образ. Когда у меня появляется идея, я становлюсь её рабом, можно сказать, фанатиком… воплощаю во что бы то ни стало.

– А как вы объясняли немцам эту акцию, для чего она?

– Им как раз объяснять не надо было. Они продвинутые люди – считывают метафору моментально. Дело в том, что слово «таз» и на русском, и на немецком – Becken – имеет два смысла. Таз – это и ёмкость для стирки, и часть женского тела, откуда мы все родом. Вся концепция в одном слове, которое является частью образа.

– Русское искусство вообще очень литературно. У вас все построено на игре слов. Акция «Гори-зонт», где вы прыгали через горящий зонт, тоже строится на словесности. То есть у текста, точнее даже, у одного слова главная роль?

– …В какой-то момент мы можем привыкнуть к слову как объекту сознания, за которым нет ничего. Горизонта ведь нет физически, это зрительная иллюзия. Сядь в лодку, греби и будешь к нему приближаться, но не сможешь достигнуть – потрогать. А тем более – его перепрыгнуть. Я же, прыгая через горящий зонт, делаю это на ментальном уровне. А слова, вводящие в заблуждение, лишающие нас правильной ориентации, предлагаю вообще разбирать до составляющих их букв – потому весь текст к акции и написан через запятые.

– Насколько, на ваш взгляд, мировое искусство литературно? Или эта больше наша национальная особенность?

– О, тут есть много претендентов на такую особенность. Есть, например, француз Бен Вотье. У него все искусство состоит из надписей. Если сравнивать с ним, например, Эрика Булатова, то, на мой взгляд, у Вотье вещи более минималистичны и полностью аполитичны. У него есть такая работа – голубое и синее поперек холста. Наверху написано Sky, внизу – Sea. Небо и море – все. И у Булатова есть подобная работа, но там море написано в советской манере.


АКЦИЯ «Г,О,Р,И,З,О,Н,Т». ШИРОКИЙ БУЕРАК, 1996 Г. ФОТО: Ю.ПУЗАНОВ

КАК Миша Ле Жень поймал свое отражение

– Очень много акций, связанных с водой. Это влияние Волги, или есть какая-то философия?

– Вода очень разнообразна. Она может меня скрывать или превращаться в театральные кулисы… но я часто использую и пену. Например, в Италии я делал акцию в телефонной будке, где я исчезаю в пене как особой декорации. Здесь нет специальной философии. Скорее, это некий элемент, который отвечает моим устремлениям.

– Вы занимались в детстве плаванием?

– Прыжками в воду, и даже допрыгал до каких-то разрядов. Прыгун в воду больше времени проводит в воздухе на самом деле. Эта страсть сродни желанию ребёнка прыгать на кровати.

– А сейчас вы живете на острове?

– Зимой я живу в Саратове, а в мае уезжаю в свою Зелёную студию на Волге. Но раз в год мы, действительно, устремляемся с друзьями в дикую природу и живём в палатках на островах около месяца. Много акций сделано на одном из таких островов – Семёновском.

– Ваши акции требуют физической подготовки. У вас есть свои особые тренировки, методы подготовки?

– Каждое утро, и зимой тоже, бегу на набережную, чтобы искупаться, прыгнуть в воду. Заметил, что подобные резвости улучшают смекалку и смышлёность: люблю играть в шахматы, и с одним сотоварищем, который играет со мной на одном уровне, мы часто устраиваем турниры. Если утром я бегал как олень или плескался как морской котик, то всегда выигрываю.


АКЦИЯ «ЛУНКА», 2020. ФОТО: Л. ЛЕЖЕНЬ

– Что сейчас происходит?

– Последняя акция была сделана в прошлом году – называется «Лунка». Я сверлю лунку, как обычный рыбак, но лёд подо мной начинает расти вверх. Мои сапоги отражаются в этой глыбе, и получается, что я стою на своем отражении. Такой рыбак, который поймал свой сон.

КАК Миша летал на фонтане

– Какая акция была самой сложной? «Фонтан»?

– В отличие от миниатюр, к которым я пришел позже, действительно, было несколько акций – условно называю их глобальными, – которые требовали гораздо большей подготовки. И «Фонтан», на организацию которого ушло полтора года, в их числе. Сначала для создания подъёмной силы я пытался использовать несколько пожарных машин. Экспериментировали с пустой металлической бочкой и – катастрофа – сломали грандиозную машину, которые пожарные называют «Пост номер один». Выезжает КамАЗ с рукавами, включает воду на максимальное давление и… всё ломается! Мы лежим в кювете, через нас куски помпы летят… Стало понятно, что нужен более мощный двигатель. И вот в сельскохозяйственном университете на кафедре мелиорации один доцент делает расчет, какой мощности должна быть установка. Оказывается, 500 лошадиных сил – гораздо больше, чем у пожарной машины. Нахожу установку в грузовом речном порту. Приезжаю туда и прошу у них гидроперегружатель ГП-21. Представляете, приезжает человек без блата, без денег и просит: «Дядя, покатайте меня на фонтане». Человек стучит пальцами по столу – я боялся, что сразу меня отправит – и говорит: «Это не так просто, нужно всё рассчитать». Я тут же выдаю стопку бумаг с расчётом, и он понимает, что я неплохо подготовился. Потом спрашивает, а каков бюджет съемок. Осторожно говорю, мол, видя масштаб их производства и грандиозность предприятия, немного опасаюсь, что размер нашего бюджета вряд ли их впечатлит… В итоге больше недели 12 рабочих бесплатно варят 40 метров стальных труб, подгоняют гидроперегружатель. А ведь это огромная плавучая баржа! Такое только в России возможно!

– То есть простые рабочие прониклись идеей?

– Прежде всего, проникся тот начальник. Он сказал просто: «Да мы и сами любим подурачиться!» И я понял, что в нем живет обычный русский пацан, который может по Волге на льдинах покататься. Рабочие – это особый разговор, они поразили меня до глубины души. Когда полёт на фонтане отсняли, один из них переправлял меня на лодке к берегу. И вдруг говорит: «Знаешь, Миша, я уже 30 лет работаю на этом ГП, на жизнь не жалуемся. Летом бывает нас куда-то на острова забросят: искупаться, порыбачить можно, ребята хорошие». Потом берёт паузу и говорит: «Но за все это время у меня в жизни никогда не было такого романтического… – так и сказал».


ЛЕ ЖЕНЬ КАТАЕТСЯ С ОБРАТНОЙ СТОРОНЫ ЛЬДА. КОЛОМНА, 2011 Г. ФОТО: В. ШЕСТАЧЕНКО

– По-моему, одна из ваших самых романтических акций «Коньки»: когда вы катались с обратной стороны льда. Она была не менее сложной, чем «Фонтан»?

– «Коньки» танцевались на реке Коломенка в Коломне в 2011-м. Погружение требовало группы поддержки, подводного снаряжения, аппаратуры. Да и мне самому экстерном нужно было пройти подлёдный дайвинг-курс, на который обычно тратятся годы. В Европе был какой-то кризис, и знакомые мне арт-институции не спешили во всём этом поучаствовать. Но неожиданная подмога пришла от местного музейного кластера «Коломенская пастила» и других… Сказали: «Коньки, лёд, патефон, Коломна – навсегда!»

– Вы волшебник, а ваше произведения – реальные чудеса. И начали их придумывать, когда остальные художники погрузились в постмодернизм с его депрессивной энергетикой и черным юмором. Почему вас не накрыла эта волна, вы сами задавались таким вопросом? Многие громкие акции строятся на эффекте «вау», и у вас он тоже есть, но совсем с другим настроением.

– Одно время я размышлял, как так случилось, что исторически искусство всегда было религиозным, а потом это качество как бы пропало из искусства. Но тут помог Гёте: «Свято то, что связует много душ!» И всё дело в том, что связующим предметом «религии» может быть что угодно: жук-скарабей или крокодил, солнце или мифическая история – да мало ли что или кто ещё... а теперь – им становится сам человек и всё человеческое: в этом смысле Гегель предсказал современное искусство в лучшей его форме. И об этом весь Малевич: вместо внешнего образа возникает ощущение – внутренний космос. И об этом – всё субъективное творческое раскрепощение, весь абстрактный экспрессионизм: он вовсе не абстрактен. Это духовная матрица, новое мироощущение, на котором могут объединяться люди.

Автор: